СУПЕРГЕРОИ

-1-

 

            Он был не просто в компании, не просто с друзьями, он был с девушкой. Он танцевал только с ней, только ей носил коктейли из бара. Мы сидели втроем – я, Макс и Кира, выпивали, обсуждали, как обычно, отсутствующих и начальство, и вдруг меня заклинило.

            Я увидел его. Сначала неотчетливо – в толпе танцующих. Но что-то сработало – я выделил его тело из массы других тел, я отличил его голову от других голов, я смог рассмотреть даже его волосы – темные, густые, растрепавшиеся в танце.

            Во мне начался какой-то странный процесс – кровь забурлила горячим гейзером, а потом потекла так медленно, что я застыл, глядя на него.

            Между тем разговор продолжался, танцы продолжались, обычный клубный вечер шел по обычному сценарию.

– А вчера, ты видел, в каком костюме он пришел? – спрашивал Макс у Киры. – Типа коричневого мешка.

– Коричневый – цвет рабов.

– О-о-о, так он нижний!

            Мои друзья хохотали. А я смотрел, как он танцует, как ведет ее после танца к столику, и вдруг понял, как я несчастен, насколько. Счастье для меня совершенно невозможно. Все приходят в клуб знакомиться, а мы не можем познакомиться в клубе, потому что он сюда не знакомиться пришел. И, тем более, не с парнями.

            Но когда он оставил свою спутницу за столиком и направился к бару, я вскочил и бросился за ним следом.

            Это мне напомнило другую жуткую историю – одну из первых жутких историй в моей жизни. В школе мне нравился парень из параллельного класса, Саша. И тогда я точно так же немел, терялся и не мог заговорить с ним. Я просто любовался им издали. Прогуливал свои уроки алгебры ради его уроков физкультуры. В столовой после завтрака старался относить грязную посуду одновременно с ним. И это тянулось бесконечно долго. Настолько долго, что постепенно этот Саша стал прочно ассоциироваться в моем сознании с грязными тарелками, объедками и красными руками приемщицы. Наконец, бесконечный учебный год закончился, троечник-Саша кое-как поступил в ПТУ, а я перешел в десятый класс.

            Но эти истории не заканчиваются. Истории, в которых вы не заговорили, не познакомились, не занялись сексом, никогда не заканчиваются – они с вами на всю жизнь. Тысячи раз вы будете прокручивать в голове, что могло бы быть между вами и как это могло бы быть: как бы вы общались, куда бы ходили, как бы вы жили, как были бы счастливы. А женщины добавят сюда: какие бы у вас были дети, на кого они были бы похожи, кем бы они выросли. Мне давно не пятнадцать лет, я не хочу добавлять к этим историям еще одну.

            Я бросился за ним к бару, оставив своих друзей с распахнутыми на полуслове ртами. Так боялся упустить его, что врезался в него плечом. Он оглянулся, невольно схватившись за барную стойку.

– Извини. Я Ваня, – сказал я и протянул руку, не давая ему возможности отвертеться. Он пожал в ответ.

– Миша.

            Вблизи Миша был еще прекраснее. Выше меня ростом, с крепкими мускулами, четко различимыми под футболкой, с таким животом, что к нему хотелось припасть прямо в клубе. Как описать живот? Мне никогда не приходилось. Я не знаю, как природа создает такие рельефы. Ребра не выпирают, как у других, они плавно переходят в пресс, в тонкую талию. В его теле нет ничего лишнего, ни грамма жира, оно пружинит, оно завораживает меня… А я не должен молчать.

– Тут «Бора-Бора» классный!

– Что это?

– Фирменный коктейль!

            Если я спрошу, впервые ли он тут, он поймет, что я знаю всех здешних парней, что я интересуюсь, что я фанат, что я чокнутый маньяк, который хочет трахаться с ним на этой барной стойке, на этом крутящемся стуле, на полу под ногами танцующих…

– Это коктейль?

– Да. Самый лучший! Не сомневайся, Микки!

– Что?

– Самый лучший! – ору я. – Ты с друзьями?

– Да, с подругой.

– А я с друзьями. Звони, если что.

– Куда?

– Вон за тот столик!

            Киваю в сторону двух чуваков, которые продолжают без меня что-то живо обсуждать. Отсюда их макияж и начесы не очень заметны.

– А звонить куда?

            О, какая удачная шутка, как она меня выручила! Я диктую номер, он записывает в телефон.

– Я мало кого тут знаю. Недавно приехал.

– Здорово! Это прекрасный город! Тут очень интересно жить! – уверяю я. – Ты по работе приехал?

– Сначала да. Был временный договор. Я архитектор.

– Вау! Красиво звучит!

– Сейчас все заказы однотипные, ничего красивого.

– Зато стабильность!

– Стабильность – шаблон. Когда тратишь силы на шаблон, пропадает радость от работы, теряется вкус к жизни.

            Странно, что рванув за ним к бару, я ни секунды не задумывался, о чем мы будем говорить. Я был озабочен совсем другим, и вдруг оказалось, что он не просто красивый, не просто троечник Саша, что он интересный, легкий, доброжелательный, что он говорит именно то, что я хочу слышать.

            Я даже смутился. Мне показалось, что он раскусил меня. Знакомился я вызывающе, едва не впечатал его в барную стойку, моя цель была ясно написана у меня на лбу. Я спасовал и сделал шаг назад.

– Ок, меня друзья ждут с выпивкой.

– Конечно. Приятно было познакомиться.

– Да, – сказал я и попятился.

            И только вернувшись за столик, понял, что ничего не добился: у меня не было его телефона. Я дал ему свой, но не попросил взамен его номер.

            Нашел его глазами в зале, но он уже вел свою подругу к выходу. Она держала его под руку, а другой поправляла длинные русые волосы. Они были замечательной парой – оба молодые, рослые, гибкие. Но в моих глазах стояли слезы не умиления, а злости.

 

-2-

            Макс и Кира работают в фирме, разрабатывающей компьютерные игры. То есть процент геев в их фирме явно зашкаливает, а им еще хочется и в своих коллегах, которые и так достаточно лояльны, видеть себе подобных, особенно в директоре. А я работаю в коммерческом банке, и тут я один такой. Мне даже надеяться не на что: большинство коллег дамы. Мой диплом с отличием когда-то показался убедительным, я тут четвертый год, и, в общем-то, работа уже ничем меня не пугает. Я руковожу отделом кредитования юридических лиц и не нахожу в этом ничего интересного.

            Мои интересы – вне работы, очень далеко. И хотя я не вывешиваюсь на сайтах знакомств, многие мои знакомые оттуда. Это они увлекли меня в мир необязательных отношений, постоянного флирта и ожидания новых и новых знакомств. И только когда вечером пришел Валера, я вдруг понял, что перестал ждать – его или кого бы то ни было, кроме того, кто и не мог прийти.

– Че ты вяленький? Суши несвежие были?

– Что?

– Или вы не в «Амадее» сидели?

– В «Ралли».

– С Максиком?

– И с Кирой.

– А-а-а, он мне звонил. Но мы с Толясиком собирались в «Амадей».

– А пришел ко мне?

– Да Толясик из дому не вырвался. Родственники приехали, братья-сестры. Все сватать его планируют. Ха-ха-ха.

– Да, весело.

– А ты вяленький. Поганка просто бледная. Может, выпьем чего? Чаечку-кофеечку?

            Валера манерный. Мы, конечно, привыкли. Но иногда так бесит!

– Валер, я приболел что-то.

– Ой, ну, позвонил бы. Я же не насильник какой-то, чтобы даже не поговорить.

            И Валера активный же, при всем этом. Он всем молодым парням в радиусе мурлычет, особенно сельским, как Толясик, которые таких ярких шмоток, как у него, в жизни не видели.

– Да я как тебя увидел, так и понял, насколько мне плохо, – говорю хмуро.

– Спасибо за такой комплимент! Я запомню.

– Ну, извини.

– Это еще ничего. А вот Толясик, овца бескультурная, вчера смотрит на меня так внимательно, сосредоточенно, аж бровки нахмурил. Я спрашиваю, о чем ты думаешь, глядя на меня так пристально. А он говорит: да вот думаю, сходить посрать или не надо. Ха-ха-ха.

– Да, весело.

– Ладно, вялая колбаска, досвидос тебе до завтра.

– Я позвоню.

– То есть что? Завтра не приходить?

– Я позвоню.

– Ну, ладненько.

            Мы расцеловались. Валера, наконец, свалил. А на работе к нему нормально относятся вроде бы. Он в очень крутом бутике работает, там такие цены, что на консультантов выпученными глазами никто не смотрит – только на ценники. И член у него здоровый, просто вспомнилось. И вообще не за что на него обижаться, а те, кто его недолюбливает, просто плохо знают Валеру.

            Но вот не хочется мне Валеры, вообще даже слышать не хочется, хотя я ничего против манерных не имею, и сам иногда бываю. Ни Толясика, ни Максика, ни Киру слышать не хочется.

            Мой идол, мой бог, мой Супергерой, где ты теперь? Трахаешь свою девицу – жгуче и прытко? А я лежу поперек кровати – вяленькая колбаска – и ревную тебя без оснований к той девушке, которую не знаю, к той жизни, которой не знаю, к тем людям, которые с тобой общаются и с которыми я не знаком…

            Если бы знал фамилию, обзвонил бы все архитектурные бюро, все строительные организации. Но мне известно только имя. Я его уже присвоил, я его переиначил на свой лад, я уже владею им. Только именем. Только оно должно воскрешать передо мной твой образ.

            Микки, я люблю тебя. Вот такой я дурак. Я влюбился, Микки. Я тебя хочу. Я тебя обожаю.

            Я не просто лежу. Я вышел на охоту, Микки. Я ищу тебя, Микки. Я найду тебя, Микки, чего бы мне это ни стоило. Мне просто нужен план действий. А пока у меня нет плана, я просто лежу и радуюсь тому, что друзья оставили меня наедине с мыслями о тебе.

 

-3-

            Еще несколько дней я мучился, составляя план завоевания того, кого даже не было в поле зрения, а потом он позвонил.

            Высветился незнакомый номер, но сердце сразу же его опознало. Или я просто надеялся: как только увидел на экране неизвестный номер, схватил телефон и выскочил из кабинета.

– Ваня? Ты? Привет. Это... Микки, как ты меня назвал.

            Это был почти оргазм. Я оперся спиной о стену.

– Ты сегодня в «Ралли» будешь? Хочется нормальной пацанской тусовки. Познакомил бы меня со своими.

            О, я сразу пришел в себя. С кем познакомить? С Валерой, может? С Толясиком? С двумя гей-геймдизайнерами, которые говорят только о шмотках? Это пацанская тусовка?

– Я… нет, сегодня не буду. Там не буду. Давай лучше я тебе хорошее кафе покажу. С девушкой потом сходишь, – выкрутился я.

– Какое?

– Ну, так я и сказал!

– Ладно, поужинаем там. Где тебя забрать?

– У Ники на шаре. Я в центре работаю.

– Во сколько заканчиваешь?

– В шесть. А ты?

– У меня свободный график и привилегированное положение. В шесть заберу. Давай.

– Давай.

            Очень кстати, потому что машины у меня нет. Просто машину я хочу хорошую, а квартира и такая сойдет. Когда-то она принадлежала покойной тете моего тогдашнего любовника, но сейчас я предпочитаю не помнить ни его, ни его тетю. Прошлое в прошлом, я за него сполна расплатился. Память зачищена, ремонт сделан, район тихий, соседи нелюбопытные, жить можно.

            А у него «ауди А8», черная. Он как-то неловко остановился, махнул мне.

– Тут не припаркуешься.

– Козырные места!

            Я сел рядом и спросил, в каком районе он работает.

– На Алексеевке, там офис.

– Ого, далеко. В новостройках?

– Мы и строим.

            Он взглянул на меня.

– Где твое кафе? Куда рулить?

            Блин, какое же я имел в виду? Так, чтобы без наших, но красивое. В красивых местах всегда полно наших. И не слишком дорогое, и не фаст-фуд, и чтобы название не стремное, не «Пчела» и не «Мяу-мяу».

– Знаешь, где «Шарм»? Выезжай на Московский проспект сначала.

            Ну, допустим…

            С «Шармом» в этот вечер неожиданно повезло. Было тихо, прохладно, никого из знакомых, ни одного крикливого студента, благо каникулы. В углу парочка – седовласый мен и милая девушка. Люблю таких, они не особо интересуются окружающими, у них своя игра в любовь и надежду.

– И что тут хорошего? – спросил Микки.

– Вкусно. И быстрое обслуживание.

– Да я и не спешу.

            Впервые за вечер я взглянул прямо на него.

– Напротив сесть или рядом? – спросил он. – Как ты любишь?

            Я немного растерялся. Официант уже принес меню, а мы все еще стояли перед столом.

– Напротив – всегда спор, рядом – всегда сговор, – усмехнулся он.

– Напротив, – решил я. – Мне сговариваться не о чем. Я просто хочу тебя видеть.

            Я быстро уткнулся в меню, чтобы не выдать еще чего-то в том же духе, и стал рассматривать пиццы – совершенно одинаковые с виду, суши, роллы, супы и салаты. Перед глазами все смешалось. Я поднял голову.

            У него были темные глаза – карие, большие, с блеском, очень живые, высокий лоб, нос немного неправильной формы – с горбинкой, длинные губы. Вообще большой рот, губы очень выразительные, не полные, но и не тонкие, а…

– Ты что заказываешь обычно? – спросил он.

– Смотря, насколько голоден.

– Я голоден, уж поверь.

– Пиццу.

– Нет, пиццу я не хочу.

– Вот и спор.

            К моему удивлению, он заказал какой-то овощной суп, что-то еще, такое же обезжиренное и неудобное, легкий десерт и зеленый чай. Я решил, что он избегает алкоголя, потому что за рулем, и тоже не стал заказывать спиртное. Потом он достал из кармана какие-то таблетки и глотнул одну.

– Виагра? – спросил я.

            Я сначала спросил, а потому уже подумал, что шутка не «пацанская». Мы ужинаем вдвоем, зачем ему виагра? Но он только кивнул.

– Почти. Забываю их принимать. И вспоминаю в самый неподходящий момент.

– Сейчас как раз подходящий – перед едой.

– Да, док.

            Он не заметил никакого подвоха, и я расслабился. Снова стало покачивать на волнах счастья. Что-то сбылось: мы вместе в кафе, мы общаемся, он сидит прямо передо мной, я могу смотреть на него. Только бы мое сознание не стало напоминать мне, что этого мало, и не испортило бы мне весь вечер.

– Как зовут ту девушку? – спросил я.

– Мою девушку? Юля.

– Работаете вместе?

– Нет. Почему ты так решил? Она в издательстве работает, редактором.

– Здорово.

            Он поднял глаза от супа.

– Очень вкусно, спасибо.

– Это не я приготовил.

– А ты готовишь?

– Ну, в принципе, умею. Но для себя не хочется.

– Ни с кем не встречаешься?

– Бывает, встречаюсь. Но не глубоко.

            Нда. Словеса из меня так и перли. Валера, завидуй! Я взял одну руку в другую, чтобы не делать этих жестов – то порхание мотылька, то прыжки лягушки.

            Почему-то опять занервничал. Даже есть не мог. Чувствовал, что все ломаю, сам крушу, как манерный слон в натуральной посудной лавке.

– Не нравится? – Микки кивнул на мою тарелку.

– Что-то не входит.

– Ясно. А работаешь где?

– В банке.

– В банке?

– Да, начальник отдела.

            Он почему-то очень удивился.

– Серьезно? В каком банке?

            Я назвал банк.

– Я думал, что-то более легкое…

– Да там легко, не сваи укладывать.

– Забивать. Сваи забивают.

– Вот именно. Давно не забивал. Ха-ха-ха.

– Не знаешь, что такое сваи?

– Это на железной дороге которые? А, нет, то шпалы. Что-то я перепутался.

            Микки посмотрел вдруг так, будто съел таракана. Длинные губы изобразили ломаную-ломаную линию. Даже зигзаг. Моей неудачи.

            Я решил больше не рисковать – сидел понуро и молча, как на поминках. Попытался пожевать что-то из тарелки, но не глоталось.

– Правда, тут очень вкусно, – повторил Микки. – Хорошее место, уютное.

            Он уже не ждал моих ответов. Еще раз оглядел зал. Пожилой мен взял ладонь девушки в свои, и она взглянула на него с любовью, именно с любовью.

– Мне почему-то хочется, чтобы у них все получилось, – сказал я. – Разница в возрасте таит угрозы. Разница вообще… очень коварная штука.

            Микки медленно перевел взгляд на меня и хотел что-то ответить, но официант хлопнул перед нами счет. Быстрое обслуживание иногда совсем некстати. Я схватил со стола чек, едва не опрокинув его чашку.

– Позволь мне.

            Микки потянулся было к бумажнику, но не стал упрямиться.

– Хорошо. Подвезти тебя домой или сам доберешься?

– Сам. Я тут рядом живу.

– Хорошо, – еще раз сказал он и ушел.

            Я еще немного посидел, пытаясь выровнять дыхание. В кафе вошли новые посетители, старик повел девушку к двери. Я вышел следом и успел заметить его роскошный «лексус».

            Жил я совершенно в другом районе, поэтому поплелся к метро.

 

-4-

            Нельзя назвать свидание неудачным, если это было не свидание. Вот представьте, встретились друзья, чтобы поговорить о футболе – разве это свидание? Но если один из них гей, который не отличает футбол от бейсбола, то для него это просто педерастически неудачное свидание. И пришло же мне в голову рассуждать о сваях! И не мог же я найти более внятные фаллические символы! Чертов заразный Валера, приди и добей меня своей манерностью! Расскажи мне контрольный анекдот!

             Когда влюбляешься, всегда так. Выверяешь каждое слово, каждый жест, чтобы не отпугнуть. Не можешь быть естественным – то есть таким противоестественным, какой ты есть. Хочешь казаться самым лучшим в мире. Но как показаться самым лучшим в мире малознакомому парню? Вот если бы я не пытался, я бы остался забавным и ироничным, как я умею. Умею же я это с друзьями, умею на работе, умею даже с начальством. Но не с ним.

            А ее зовут Юля. И ей не нужно притворяться нормальной. Она и так нормальна, она ему нравится – длинноволосый редактор Юля. Отпустить себе, что ли, такую шевелюру? Нет, на работе точно не поймут.

 

            На следующий день пришел Кира с бутылкой мартини и оливками. Мы немного выпили, стало легче. С Кирой мы никогда не спали, поэтому он раздражал меня меньше остальных.

– Кир, как ты думаешь, по мне очень заметно, что я гей? – спросил я о том, что не давало мне покоя в последнее время.

– Кому?

– Да вообще. Всем.

– Когда?

– Всегда. В клубе, например.

– В каком?

– Ой, ладно, иди уже.

            На работе проводить подобные соцопросы я не решился.

            У меня был его номер. Я записал его. Но, вспоминая выражение его лица, отшвыривал телефон подальше. Вряд ли он захочет видеть и слышать меня после того ужасного ужина.

            Предстояли жаркие июньские выходные, которые я решил провести затворником. И вдруг он позвонил. Я не мог поверить – пялился в телефон, слушал сигнал вызова и не отвечал. Потом перевел дыхание и перезвонил ему.

– Ты чем-то занят? – спросил Микки.

– Нет.

– Один?

– Да.

– Можно мне приехать ненадолго?

– Конечно.

            Я продиктовал адрес.

– Это не рядом с кафе, – сказал он.

– Нет.

            Я решил цепко держаться за «да» и «нет», чтобы снова не пуститься в сомнительные аллегории.

– А зачем соврал, что возле кафе живешь?

– Чтобы тебя не беспокоить.

– Как-то странно.

            Вместо объяснений я еще раз продиктовал адрес.

 

            Микки выглядел плохо. По голосу я этого не понял, но по его бледному лицу понял, что он болен. К тому же рукой он зажимал живот, будто от этого ему могло стать легче.

            Он прошел внутрь и почти упал в кресло.

– Ты заболел? – спросил я, хотя это было очевидно.

– Нет. Просто гастрит. Но иногда так болит, что терпеть не могу. Обострение какое-то. Я и таблеток наглотался уже. Но домой нельзя ехать. Не хочу, чтобы она меня таким видела. С ней нужно быть сильным, ты же понимаешь.

– Вы вместе живете?

– Да. Уже полгода. В сентябре поженимся.

            Я тоже сел напротив.

– И ты настолько ей не доверяешь?

– Я ей доверяю. Конечно, доверяю. Но не болячки же ей доверять?! Я должен каждый день доказывать, что я не хуже ее отца. А у ее отца точно нет гастрита. Я это знаю, потому что каждый день с ним обедаю.

– Может тебе поесть нужно?

– Нет, я не смогу.

            Микки был зеленоватого цвета, на лбу выступили капли пота.

– Не могу даже представить, что такой красивый живот может так болеть, – сказал я.

            Он вдруг засмеялся.

– Да вот может, представь. Жрать нужно было регулярно в молодости.

– А сейчас тебе сколько?

– Двадцать восемь.

– А когда была молодость?

– Десять лет назад.

– А… может, ты приляжешь?

– Наверное.

– Ты вообще… надолго?

– Не знаю. Никого не ждешь?

– Нет.

– Тогда до понедельника.

– До понедельника?

– Нельзя?

– Конечно, можно. А ей ты что сказал?

– Что я на объекте, в командировке.

– И это называется доверие.

– Ну, не могу я ей все это объяснять. Она знает, что друзей у меня нет, а родители в другом городе. Куда я, по-твоему, могу пойти?

– Да, ты располагайся пока. Можешь мою кровать занять.

            Почему-то я постеснялся уложить гостя на узкую тахту в гостиной. Я провел его в свою спальню. Он лег на неразобранную кровать.  

– О чем ты задумался? – спросил меня.

– Да так… Ты поесть все равно должен. Может, хоть кефиру?

– Я кислое не люблю.

            Я все равно принес чашку с кефиром, добавив в него сахару.

– Он сладкий. Как йогурт. Йогурта у меня нет. Только кефир. Но он свежий.

– Да успокойся, я не буду.

– Очень вкусный. Не кислый.

            Микки сел на кровати, и я опустился рядом, коснувшись его ноги. В шутку поднес ложку с кефиром к его губам. И он открыл рот.

            Я почти забыл, что он болен. Я подумал, что это офигительно. Что между первой нашей встречей и третьей пропасть смыслов. А для него, возможно, всего один смысл: я кормлю его из ложечки, как в детстве, и больше всего похож сейчас на его бабушку.

            Он не дал мне додумать, перехватил мою руку с ложкой и отодвинул в сторону.

– Спасибо. Правда, легче. Я полежу немного.

            Я ушел на кухню мыть посуду.

 

-5-

            Потом подумал, что нужно было сменить постельное белье, и вернулся в спальню. Он так и лежал поверх покрывала, не спал, а смотрел в стену перед собой.

– Я белье сменю, – сказал я и потянул за край простыни.

– Не нужно. И так сгодится.

– Нет, Микки, поднимись на минутку. Я быстро.

– Оно совсем грязное?

– Нет. Но я на нем спал.

– Ну, и хорошо, – он даже не пошевелился. – Пусть будет. Не суетись из-за меня. Сам где ляжешь?

– На тахте в гостиной.

– Ок. Мне бы умыться.

– Я проведу тебя. 

            Только когда я закрыл за ним дверь санузла, вдруг осенило – а вибратор? Ну, не будет же Микки, со своим обостренным гастритом, инспектировать шкафчики? Ну, пописает, умоется и вернется в кровать.

            Мне показалось, что дверца шкафа все-таки хлопнула. Конечно, вибратор не в виде гигантского члена, а в виде фиолетовой пирамиды из шариков, но не понять, что это, может только идиот. Особенно, когда рядом лежат две пальчиковые батарейки.

            Когда Микки вышел, я заметил, что волосы у него влажные.

– А ты… шампунь нашел? – спросил я робко.

– Да, в шкафчике, – сказал он и пошел в спальню.

            Я мгновенно стал красным, мокрым и липким, упал на тахту и укрылся простынею с головой.

            После нескольких хаотичных снов, в которых меня что-то душило (не иначе, как стыд), наступило утро. Честно говоря, я боялся подниматься, разговаривать и смотреть ему в глаза. Хотя… какое право он имеет осуждать меня? Он даже в гастрите не может признаться своей невесте! Он хочет быть сильным, а на самом деле только и ждет, что его пожалеют и покормят из чайной ложечки! Никакой он не Супергерой! Ничтожество! Никчемный гетеросек!

            Микки вышел из моей спальни, на ходу застегивая джинсы, и я потерял ход мысли.

– Доброе утро! Как спалось на гостевом месте?

– Да… нормально. Тебе лучше? – промямлил я.

– Немного. Встаешь?

– Да. Потом.

            Микки не ушел в душ, а присел рядом. Я натянул простыню повыше.

– Я вчера как пьяный был. Плохо соображал. Извини, если сказал что-то лишнее, – он вдруг попросил прощения.

– Ничего не сказал…

– Тем лучше. Ты был так добр ко мне, приютил меня. Вообще показался не таким, как в кафе.

– Давай не будем вспоминать о кафе. Я просто сильно нервничал. Иногда не могу контролировать себя, хотя уже двадцать шесть стукнуло.

– А сейчас контролируешь? – спросил он.

            Я отвернулся. Напрашивалось что-то нехорошее. Что-то мучительное типа каминг-аута, который мог открыть такую бездну между нами, через которую мы бы никогда не перешагнули. Поэтому я закусил губу, надеясь переждать этот момент. Шанс для откровенности мне был не нужен.

– Ясно, что контролируешь, – кивнул Микки. – Ладно, давай чай пить.

            Но и за чаем он продолжал всматриваться в мое лицо, в мои руки на столе, в мои ноги, торчащие из-под стола. Возможно, впервые рассматривал меня так пристально, но я не наслаждался этим. Я пытался втянуть в себя и руки, и ноги, а лучше – вообще слиться с обоями и исчезнуть. Наконец, опрокинул чашку, вскочил за салфетками, стал вытирать стол и немного отвлекся.

– Знаю, что стесняю тебя, но я домой не поеду, даже не проси: из командировки раньше не отпускают, – сказал он.

– Я и не прошу. Ты ничуть меня не стесняешь.

– Чем ты обычно занимаешься по выходным?

– Составляю планы… Лежу, кино смотрю. Или с друзьями в клуб идем.

– В «Ралли»?

– Да. Или в «Амадей».

– Не был. Там лучше?

– Ну…

            В «Амадее» просто больше наших…

– Ясно, – сказал он. – Значит, будем кино смотреть?

– Сначала нужно что-то приготовить, суп сварить. На печеньках тебе сидеть нельзя.

– Ну, давай. Я посмотрю. Это интереснее, чем кино.

            Я стал возиться с готовкой – так мне хотелось превзойти ресторанное меню. Два раза спускался вниз за продуктами, и всегда чего-то не хватало. Расслабился, только когда Микки похвалил мою стряпню.

– А Юля готовит? – спросил я надменно.

– А ты Юлей сильно интересуешься.

– Да ничуть. Я девушками вообще не интересуюсь.

– Я знаю.

            Я укладывал тарелки в посудомоечную машину, но застыл. Не долго же я продержался со своей «пацанской» историей. Я не попал в эту историю вообще.

– Не хотел говорить, чтобы ты не подумал, что я к тебе пристаю, – объяснил быстро. – Мне друзья тоже нужны. Не такие, как мои друзья.

– Я понимаю. Но врешь ты плохо, еще и краснеешь.

            Я провел рукой по лбу – чуть не обжегся.

– Возможно.

– Ты очень хороший, несмотря ни на что, – утешил меня Микки. – Тебе можно доверять, с тобой весело, легко, надежно.

– Это потому, что я тебя люблю.

            Бац! Оказывается, я еще не во всем признался.

– Как друга, – добавил быстренько.

– И что я могу сделать для тебя по-дружески? – спросил Микки без иронии.

– По-дружески ничего.

– А не по-дружески?

– А не по-дружески можешь. Но после этого видеться и общаться намного тяжелее.

– Я справлюсь, – заверил он.

– Мы о сексе говорим? – спросил я прямо.

– А почему нет? Ты мне неожиданно привлекательным кажешься, я за собой раньше такого не замечал. И если ты хочешь, я могу.

– А твой желудок?

– Уже не болит. Я о другом хочу предупредить: для меня ничего не изменится. Это просто секс, словно я на курорт поехал.

– В командировку, – поправил я.

            О его предупреждении я даже не задумался, я вообще не думал о том, что будет потом. Я думал только о том, что сейчас, через несколько минут он будет моим. Что он разденется, я смогу смотреть на него – восхищаться им открыто, явно, при дневном свете.

– Да, да, Микки, я очень хочу. Только в душ схожу сначала.

– Не увлекись там ничем, – засмеялся он.

 

-6-

            Он ждал меня в моей постели.

– Может, все-таки сменить? – спросил я о постельном белье.

– Нет, я хочу, чтобы тобой пахло. Это помогает мне выздоравливать.

– А, в целях терапии.

– Исключительно.

            На Микки были только черные плавки, под которыми прорисовывался довольно массивный член. Он поймал мой взгляд.

– Раздевайся, не тяни.

– Боюсь, что тебе станет неприятно. Если ты раньше такого не делал…

– Что я не смогу тебя трахнуть? Не бойся. Смогу.

            Я лег рядом и поцеловал его в губы. Микки обхватил меня за пояс и рванул на себя.

– Я тебе ужасно не понравился в кафе? – спросил я.

– Нет-нет. Просто показалось, как-то слишком… пошло, что ли. Но потом мне понравилось.

– Когда потом?

– Когда я думал об этом. У меня такой склад характера. Я все должен обдумать. Иногда я думаю очень долго.

– А…

– Ваня, давай сейчас не будем говорить. Хватит уже разговоров.

            Он сунул руку мне в трусы, все заныло от напряжения.

– Подожди, я хочу посмотреть на тебя. У тебя такое тело, – возражал я.

– Такое же, как у тебя.

– Нет. Ты в мужчинах совсем ничего не понимаешь! Ты просто Супергерой!

            Но он обшаривал меня нетерпеливо, и меня выкручивало от его исследований. Я достал его член и стал сосать. Микки замер только ненадолго, потом быстро развернул меня и вошел – без смазки, без презерватива, порывисто и очень уверенно.

– Познакомимся поглубже, – сказал мне на ухо.

– Фу, ты пошлый.

            От этого знакомства он кончил, а я нет, потому что постеснялся при нем помочь себе.

– Ты хочешь еще? – спросил он.

– Не знаю. Мне и так хорошо.

– А покажи, как ты пользуешься той фиолетовой штуковиной, – сказал он вдруг.

– Какой? – я сделал вид, что не понимаю.

– Той, что в ванной. Неси ее сюда.

– Нет, я не могу. Я стесняюсь.

– Ну, на мне покажи.

            Я просто не мог поверить. Но Микки ждал.

            Я не обольщался насчет нашего секса, я представлял его как сухую и формальную благодарность с его стороны, как плату за ночлег. Я не ожидал, что его все интересует, все заводит, все доставляет удовольствие. Я старался не причинить ему боли, но Микки стонал явно не болезненно. Потом остановил меня и обнял.

– Давай сам.

            Я лег на него, нашел губами его губы. Не нужно было никакого опыта – лишь желание. Только когда мы оба кончили, я снял резинку и поднялся.

– Ты очень нежный, – сказал он. – С тобой кайфово. С ней никогда я так не кончал. Не только с ней, вообще никогда.

– Все дело в фиолетовой штуковине.

– Ну, вряд ли я позволил бы ей трахать меня фиолетовой штуковиной.

– По-твоему, это тоже вопрос силы и слабости? В сексе нет ни силы, ни слабости. Все приемлемо.

            Микки повернулся на бок и подпер голову рукой.

– А как вы живете вообще?

– Мы?

– Ну, геи. Легко ли жить вне общества?

– Да мы все вне общества! Разве ты смотришь телевизор? Разве читаешь новости? Разве одобряешь правительство?

– Ну, частично.

– Частично. А большей частью ты вне общества, в своем личном мире, со своими интересами. Вот и я так же.

– Ладно, – он положил руку мне на грудь. – Ладно, расскажи лучше свои приколы, свои зе бест шуточки.

– Да сейчас! Мне в душ надо. А ты без резинки не трахайся. Со мной или не со мной, лучше не надо.

– Да надоели мне эти гондоны.

– Она не хочет ребенка?

– Ну, пока нам рано.

– А ты хочешь?

– Конечно. Это с сексом не связано.

– Как это? Деторождение не связано с сексом? Тогда ты гей, может?

– Иди в душ. И игрушку свою забирай.

– Заберу.

– А какие у тебя еще есть?

– А тебе не кажется, что это «как-то слишком» для первого раза?

            Он снова повалил меня на кровать и стал целовать.

 

            Мне это нравится. Первое яростное желание уже утихло, можно лежать, жаловаться на жару, целоваться, касаться его тела. Микки такой податливый, такой мягкий. Даже не верится, что он уступил мне, что получает удовольствие от наших игр. Мне впервые так повезло. Моя любовь увенчалась сексом. Пусть не взаимностью, но сексом. Это уже результат.

            И он не торопится. Мы ночуем вместе. Он сквозь сон снова меня целует, прижимается ко мне сонным членом. Мы сладкая парочка Твикс, мы слиплись – нам нельзя расставаться.

            На следующий день мы вышли в кафе. Ужинали в том же «Шарме», без всякой неловкости, и для полноты счастья мне хотелось видеть лишь ту девушку, влюбленную в старика, и знать, что и у нее все получилось, что разницу иногда очень легко преодолеть, нужно лишь попытаться!

            Микки постоянно порывался взять меня за руку, но одергивал себя. Неожиданно нарисовались Валера с Толясиком и бесцеремонно уселись за наш столик. Конечно, это же Валера и показал мне когда-то малопопулярный «Шарм», я ему пожизненно обязан.

– А кто это тут у нас такой симпатичненький? – замурлыкал как по команде Валера.

– Микки, – сказал Микки.

– Валера, мой друг, – представил я.

– Анатолий Витальевич Бушин, – отрекомендовался порозовевший Толясик. – Монтажник сцены.

– Великолепно! – сказал Микки.

– Какой сцены, дорогуша? – влез Валера. – Истерических сцен ты монтажник.

            Мы ушли быстро, но смеялись всю дорогу, нам хватило.

– Они дурно на меня влияют, – сказал я.

– На тебя нельзя повлиять дурно, – заверил Микки. – Ты совершенно особенный.

            Мы снова ночевали вместе. Ночевали до изнеможения.

– Ты знал, что так будет, когда приехал ко мне? – спросил я.

– Нет. У меня, правда, болел желудок. И мне очень хотелось тебя увидеть.

            А под утро мы стали прощаться, словно навсегда. И удовольствие быстро перешло в пытку, которая длилась, длилась, пока Микки не исчез за дверью.

 

-7-

            Несколько дней я ничего о нем не слышал. Зато два раза позвонил Валера и спросил, чем Микки занимается, где живет и как его настоящее имя. Потом позвонил Макс и спросил, с кем это меня видел Валера, что это за крендель, откуда взялся и на каком сайте его профайл.

            Наконец, объявился и сам Микки. Но его голос в мобильном телефоне звучал очень неуверенно.

– Я все вспоминаю. Мы такое делали, да? Это, наверное, очень стыдно? Ты, наверное, смеешься надо мной.

– Нет. Все нормально.

– А все думаю…

– Ты слишком много думаешь.

– Я смотрю теперь на всех мужиков на работе, но я никого из них не хочу. Почему так?

– Ты и не должен всех хотеть.

– Даже если я гей?

– Геи, по-твоему, всех хотят?

– Ну, я не знаю. И еще я думаю, вдруг они догадаются, что я делал.

– Никто не догадается.

– Наверное, дурацкие вопросы.

– Нет, Микки, я тебя понимаю.

– Мне очень плохо. И очень хочется все повторить.

– Приезжай вечером.

– Мы с Юлей идем на день рождения ее подруги.

– Она из этого города? Вы в ее квартире живете?

– При чем тут это? Ты намекаешь, что я пристроился к дочке начальника?

– А она дочка начальника?

– Все совсем не так!

            Он бросил трубку.

            О, нет. Только не нужно перекладывать на меня груз этих мыслей – о мироощущении, о карьере, о радости от работы, о вкусе к жизни. Увлекшись его красивым телом, я не разглядел сразу в Микки этих проблем. А они читались с первого взгляда, с первого слова. Так вот почему он поддался – ради глотка чего-то нового, хотя бы забвения. И я описал ему прекрасную и легкую жизнь – вне общества и социальной ответственности, потому что мне не хотелось отпугнуть его.

            Объявился он только к выходным.

– Я заскочу на часок в субботу. Разговор есть, – предупредил кратко по телефону.

            Но как только вошел, сразу обнял меня и стал целовать.

– Съесть тебя хочу, Ваня! Чтобы тебя больше не было – ни для кого.

– Не ешь меня. Меня и так ни для кого нет.

– Ты ни с кем больше не встречаешься, как со мной?

– Нет.

– А не так?

– Тоже нет.

            Микки не похорошел с нашей последней встречи – выглядел очень подавленным.

– Раздевайся скорее. Я сказал ей, что мне нужно на работу заехать.

– Мы так и будем продолжать?

– Не знаю. Ты не хочешь?

– Хочу. Но она…

– Ну, что она? Она не могла никого найти, потом ее отец нас познакомил. Я стал ее развлекать. Это он нас познакомил.

– Я понял.

– Давай о ней не вспоминать. Нет времени о ней вспоминать. Тогда хорошо было, да, когда не спешили?

– Да.

– Нужно что-то придумать. Еще какую-то командировку.

– А если она спросит у отца?

– Не знаю. Раньше мне не приходилось врать. Пока она всему верит.

            Я бросил раздеваться и сел на пол. Я гей. Я общался в своем кругу – дрянном или не дрянном, это мое дело. Но я никого не обманывал, не конкурировал с девушками, не отбивал ничьих женихов. И ведь тогда, в «Ралли», я прекрасно видел, что он не один, что он уже занят, что покушаться на него нельзя. Мечтать можно, но завоевывать – нет. Просто я не задумался о том, как все будет. Я видел перед собой только его черные глаза, его растрепанные волосы, его длинные губы, его острый небритый подбородок…

– Микки, что-то не так, постой…

– Что не так? Ты обиделся? Тебя не устраивает?

– Мне жаль ее.

– Она ни о чем не узнает. Я сплю с ней, как обычно. Просто представляю тебя. И я женюсь на ней. Я не отказываюсь.

            От таких ответов мне ничуть не стало легче. Но Микки вывел меня из оцепенения, стащил оставшуюся одежду, толкнул на кровать.

– Я презервативов купил. У тебя оставлю, потому что они для анального секса.

– И это очень подозрительно, – кивнул я.

            Мы занялись быстрым сексом, который никак не получался быстрым. Вся постель была перевернута, но ничего не напоминало наше первое свидание.

– Я так хочу остаться, – сказал Микки. – Сходили бы куда-нибудь. Или кино бы какое-то посмотрели. Мы кино так и не посмотрели.

            Я поцеловал его в плечо.

– Иди. Как-нибудь в другой раз.

            Любовался им, пока он одевался.

– Ты очень красивый, Микки. Никогда не видел человека красивее, даже в кино.

– И чем мне это помогло? Разве что тебя встретил. В дурацком клубе.

            Он ушел от меня еще более злым, чем пришел.

 

-8-

            Я и не заметил, как стал жаловаться Валере. Конечно, не в первую неделю наших встреч, не во вторую, но в какую-то летнюю жаркую неделю, когда Микки забегал ко мне на час-полтора, трахался впопыхах и убегал, не успев даже поговорить.

– Он архитектор? – удивлялся Валера. – Такой серьезненький мальчик. И что, он женится на ней? Ради своей архитектуры? Или ради ее квартиры? Архитектор без квартиры – это же нонсенс! Будет ее вылизывать? Фу, какая мерзость! Пусть хоть зубы чистит. Заставляй его чистить зубы!

– Заткнись, Валера!

– А что, я неправду говорю? Вообще он минет умеет делать? Или только лизать?

– Не знаю.

– Наверное, ее папаше отсасывает. А ты не дождешься! У тебя же нет своей архитектурной фирмы!

– Не делай из него приспособленца. Он мой Супергерой!

– Эта какашка – Супергерой? Как низко ты пал, Ваня! Я за свои тридцать три года ни разу не снизошел до того, кто пресмыкается так какашечно!

– За тридцать шесть.

– Я тебе паспорт покажу!

– Покажи.

– За отсос.

– Разбежался. Тридцать три так тридцать три.

– И остаться нельзя, значит? Хранишь ему верность? А он тебе не хранит.

– Валера, я уже сожалею, что рассказал тебе это все.

– А я сожалею, что ты с ним связался. О настоящих друзьях стал забывать.

            Насилу я проводил Валеру до лифта и отправил вниз.

            Действительно сожалел, что меня развезло до жалоб. Теперь Валера непременно расскажет всем остальным, они станут обсуждать наши отношения, посмеиваться надо мной и задавать неудобные вопросы о «Супергерое».

 

            Но все оказалось еще хуже, чем я предполагал. Микки пришел вечером, не дождавшись выходных, и спросил с порога:

– Это ты сделал?

– В квартиру войди. Иначе соседи услышат.

– Да и так уже все слышали и все знают! – заорал он. – Это же ты позвонил на работу. Ты рассказал ее отцу, что я гомик, который использует ее, который изменяет ей, таскается по клубам, а ее трахает только из-за денег! Ты рассказал, что никакой командировки и никаких вызовов на работу не было, а были только измены! А я верил, что тебе можно доверять, что ты особенный друг, которого я наконец встретил. Я не знал, что ты на такое способен. Я не знал, что ты можешь так легко сломать чью-то жизнь! И вот я без работы, без жилья…

– Так оставайся!

– С тобой? Да нахуй ты мне нужен?! Если приспичит потрахаться, я любого пидора найду. Вы все одинаковые!

– Но это не я звонил…

– А кто тогда? Кто знал о нас вообще?!

– Наверно, Валера…

– Валера? Вот тот клоун в малиновых штанах? А ты им все рассказываешь! Ты их посвящаешь во все детали! Это же твои друзья! Ты ничем от них не отличаешься – такая же манерная эгоистичная скотина! Уроды чертовы! Вы все разрушили!

            Микки кричал, но так смотрел на меня, словно ждал еще каких-то объяснений, а их не было.

– Я дам тебе денег, снимешь квартиру, – сказал я только.

– Я в этом городе не останусь! – заявил он и ушел.

 

            Я поехал в «Амадей». Клуб – не самое подходящее место для выяснения отношений. Но я нашел там Валеру и попытался все выяснить.

– Нахера ты звонил, Валера?! Его из дому и с работы выгнали! Ты понимаешь, что ты наделал?

– А ты понимаешь, что он гнилой человек?

– С каких пор ты вообще за правду борешься? Или правда тебя не интересует? Ты просто хотел вернуть меня в свое шоу? Трахать меня после Толясика? Так ты привык?

            Валера даже обычного жеста не сделал, даже ладонь ко лбу не приложил.

– Я позвонил, потому что ты должен понять, что он не Супергерой.

– Ну, и сука же ты! Ненавижу тебя! Я вас всех ненавижу!

– Да на здоровье!

            Валера вернулся к Толясику, а я поехал домой.

 

            Когда мечтаешь о любви, о том, как она сбудется, представляешь совсем не это – не выяснения, не оправдания, не маты в клубах, не ссоры с друзьями. В глубине души я был на стороне Валеры и понимал его мотивы. Конечно, достаточно подло звонить и устраивать кому-то аутинг, но легко понять, что так возмутило Валеру, который никогда не притворялся другим. В своем кривлянии он был самым естественным человеком на земле, а Микки в своем затянувшемся обмане – самым фальшивым.

            Но я понимал и другое – Микки просто растерялся, ему нужно было время, возможно годы. Возможно, он должен был жениться, вырастить детей и только потом задуматься о своей ориентации. И то, что сделал Валера, было несправедливым и жестоким по отношению к нему.

 

            Я маялся до конца лета, не мог ни есть, ни спать от сожалений. Звонил на мобильный Микки, но он ни разу не ответил. И тогда я позвонил Валере и извинился.

– Ладно, я и забыл уже, – сказал он. – А почему ты нигде не бываешь?

– Не хочется.

– Не познакомился еще ни с кем?

– Нет.

– Приходи к Толясику в воскресенье. У него юбилей же, ты помнишь? Двадцать пять лет. Скоро меня догонит.

            И я пришел. Подарил модный одеколон, ел там, пил и смеялся, чтобы доказать, что я не умер без Микки.

            Конечно, я не умер. Просто пока еще не начал знакомиться и ходить на свидания, пока еще живу от субботы до субботы в привычном ритме, пока еще жду, пока еще каждую секунду думаю о том, где он и что делает.

            И даже в этой хреновой ситуации ожидания я остаюсь гребаным оптимистом и надеюсь, что рано или поздно он вернется ко мне, скажет, что не смог меня забыть, или даже, что изменил мне, но не смог почувствовать того, что было между нами. Хотя что уж такого неповторимого между нами было? Игры с вибратором? Но я читал о таком в рассказах, и мне всегда это нравилось. Хотелось верить, что любые отношения уникальны, и с другим таких не будет. Просто оставалось непонятным, нужны ли ему эти отношения со всей их уникальностью. И по его молчанию я понимал, что не нужны, что он хочет забыть поскорее все, что связано с этим городом, мною и моими друзьями.

 

-9-

            Любовь и гордость – очень плохие союзники. Если бы не была задета моя гордость, я бы звонил, звонил и добивался ответа. Но Микки так унизил меня на прощание, что я твердо решил больше не звонить и не добиваться.

            Если бы не было так больно, я бы вспоминал нашу связь как прекрасное приключение, которое закончилось. Но я не мог даже вспоминать – меня бросало в жар от бессилия и злости.

            Если бы мы были настоящими друзьями или парой, тогда, столкнувшись с проблемами, мы бы боролись вместе, мы бы поддерживали друг друга, мы бы что-то решили сообща. Но он ясно дал понять, что мы враги, что у нас не может быть общих проблем и общих решений, что мы по разные стороны баррикады и нам не по пути.

            В любви есть и другая проблема. Невозможно понять, когда она закончилась. Даже после разлуки она может тянуться пустым ожиданием возвращения и надеждой на счастливое примирение. Она может тянуться и пять лет, и десять. Я очень боюсь попасть в эту ловушку, потому что уже бывал в ней. Я сам хочу положить этому конец. Я заново принял себя и своих друзей, я нашел в них утешение. Пройдет еще несколько недель – и я пересплю с Валерой, потому что член у него классный и вовсе не манерный. И все будет по-прежнему, как до Микки.

            Конечно, нужно бороться за свою любовь, нужно, потому что она бывает редко. Она слепа, и ей нужно помочь. Она зла, и нужно стерпеть все ее издевательства. Нужно принять и ее слепоту, и ее злость в ущерб своей гордости. Но это ужасно тяжело. И боюсь, что бесполезно.

            И вдруг я подумал, что и ему тяжело. Он обижен и считает, что его предали, разрушили его жизнь, сломали его карьеру. Он вернулся в родительский дом – и ему нечего сказать родителям, он ничего не достиг. Ему придется начинать с нуля. И он тоже должен переболеть и пережить свою обиду и свою злость, чтобы вынести из прошлого что-то хорошее, хотя бы хороший секс, и двигаться дальше. Но как только я представил себе это «дальше», сразу же написал ему смс: «Микки, прости меня. Я очень скучаю по тебе. Давай начнем все заново».

            «Сообщение доставлено» – другого ответа я не получил. И тут на меня нахлынуло. До полуночи я написал еще дюжину сообщений, среди которых были: «Представляю, как ты спишь без меня, и у меня встает», «Хочу облизать твой член, как мороженое», «Я бы ласкал тебя всю ночь, не давая тебе ни уснуть, ни кончить», «Я люблю тебя, Микки. Ты по-прежнему мой Супергерой. Мне жаль, что мы потеряли столько дней (и ночей) по моей вине». Все они были «доставлены» и только.

            Конечно, утром, когда я перечитал «отправленные», приступ стыда едва не уложил меня обратно в постель. Я насилу собрался на работу.

            Зачем я сделал такой упор на секс? Конечно, мне очень тяжело без Микки, но, возможно, его секс не настолько волнует, чтобы он простил меня ради нового траха. Для этого вполне можно найти другого, как он и грозился.

            Несмотря на то, что меня уже стало мучить раскаяние, я добавил к оправленным сообщения еще одно: «Мне кажется, что я провел эту ночь с тобой. Хочу все остальные провести с тобой по-настоящему».

            И вдруг пришел ответ: «Если ты не перестанешь писать мне эти гадости, я сменю симку».

            «Эти гадости». А я же придумывал, вкладывал в них душу. Они мне всю ночь снились, «эти гадости». Значит, и раньше между нами были одни гадости. И эти гадости разрушили то светлое, чистое и правильное, что было у него с Юлей, с ее отцом. Во как. А я парюсь, переживаю, нервы себе выматываю, обливаюсь слезами сожаления.

            Каким жестоким оказался мой Супергерой! Он и не думал спасать меня из моего болота. Он думал втоптать меня поглубже.

 

-10-

            В пять утра на следующий день меня разбудил звонок мобильного. На экране ясно горел его номер.

– Микки! Привет! Ну, наконец-то! – обрадовался я, несмотря ни на что.

– Вы Юля? – спросил меня кто-то.

– Нет, – сказал я.

– Извините, я ошибся номером.

– А где Микки? Вы кто?

– Я его отец.

– Он в больнице? Он заболел? Поэтому вы звоните? – я представил самое худшее.

–  Нет, не волнуйтесь. Миша спит, я пока взял его телефон. Хотел позвонить его девушке. Бывшей девушке. Нашел номер «Моя любовь» и набрал, но, наверное, нажал что-то не то и попал к вам. Вы знаете Мишу?

– Я его друг, – сказал я. – А зачем вам Юля?

            В трубе помолчали и повздыхали.

– С тех пор как Миша вернулся, он очень плохо себя чувствует. Почти не ест, все время лежит и смотрит в телефон. Говорит, что скоро найдет работу, но ничего не ищет. Я понимаю, что они расстались, но, может быть, они снова помирятся. Его мама очень переживает. Я пообещал ей это уладить. Как вы думаете? Как вас зовут? Я Олег Константинович.

– Ваня. Но я не думаю, что это можно уладить. Юля встречается с другим парнем, это еще больше расстроит Мишу. Вы просто позаботьтесь, чтобы он регулярно питался, у него больной желудок, ему нельзя голодать.

            Вот и я поучаствовал в обмане. Потому что ничем не лучше всех остальных. Но как я мог поступить иначе, если мой номер был подписан в его телефоне «Моя любовь»? Просто он не позвонил по нему ни разу после своего отъезда. Но кто знает, что его гложет, какая апатия его свалила?

            Вечером зато пришла злая смска: «Ты уже и до отца добрался? Он говорит, что общался с другом Ваней, и теперь вся семья варит мне бульоны».

            Я позвонил. И он неожиданно снял трубку.

– Ну, как ты? – спросил я.

– Никак. У меня есть к тебе вопросы…

– Задавай. А лучше приезжай.

– Нет, сначала я хочу спросить. По телефону легче. Ты многое от меня скрыл – за этими своими шуточками и приколами. Поэтому я так вляпался. Влюбился и попал в какой-то вакуум. Все это время я пытался разобраться. Допустим, прошлого у меня нет. Вы его разрушили. Хотел я этого или нет, неважно. Я от него отказался и теперь хочу идти дальше, допустим, с тобой. Но я даже понятия не имею, как ты живешь. Где твои родители, например?

            Я едва не выронил телефон из рук. Вот куда его занесло в его раздумьях.

– Их нет, – сказал я.

– Как это? Они умерли?

– Их нет в моей жизни.

– То есть они тебя не приняли, не поняли, не одобрили? И вы не общаетесь?

– Да.

– А на работе?

– На работе все нормально.

– Там знают, что ты гей?

– В общем-то нет. Мне бы не хотелось, чтобы знали.

– Тогда кто знает, что ты гей?

– Ну, друзья.

– Тоже геи?

– Да.

– У тебя есть другие друзья?

– Нет.

– Только те, с кем ты трахаешься?

– Да. И еще их друзья.

– С которыми они трахаются?

– Да.

– Вот об этом я и хотел спросить. Как можно так жить? Допустим, я хотел бы все поменять. Но не на это же! Не на такую жизнь!

– То есть ты говоришь, что я ничего не могу тебе предложить?

– Нет. Конечно, нет. Дело не в тебе. Я знаю, что ты не виноват. Ты ничего не разрушал. Не умышленно, по крайней мере. Я тогда погорячился, извини меня. Просто я не знаю, что будет у нас, кроме секса, не в постели. Ты говорил, что легко жить вне общества, но по тебе я вижу, что нелегко. Что отношение людей, родных или посторонних, влияет на вас всех, и на тебя тоже. Оно не может не угнетать. Даже Валеру оно угнетает. Его малиновые штаны – это вызов, его манерность – это вызов: «Говорите, что хотите, а я вот такой!». И я боюсь, что у меня не хватит сил на такой вызов. Потому что я не Супергерой. Валера… вот он Супергерой. Или даже ты сам. Вы все. Но не я. Я не могу. Я с этим просто не справлюсь

            Хорошо, что Микки не видел, как я вытер мокрую щеку.

– Ты прав, Микки. Мы варимся в своем котле. Варимся только из-за того, что трахаемся не с теми, с кем положено. И я тебе не желаю этого. Если можешь жить иначе – живи. Я не стану больше тебя втягивать. Не буду тебе звонить, не буду писать дурацких смс, не буду тебя ждать. Так договоримся – и попрощаемся.

– Спасибо, – сказал Микки. – Ты очень хороший, Ваня.

            Я старался не плакать. Отпускать нужно спокойно и холодно, но я плакал и плакал.

 

-11-

            Постепенно все перестали спрашивать о Микки. Микки стал для нас запретной темой, запретным воспоминанием. Даже Валера понял, что Микки – то серьезное, то горькое, то болезненное, что нельзя ворошить пустой болтовней.

            И я искренне надеялся, что Микки справится со своей ошибкой. Конечно, это была ошибка. Если бы он действительно был геем, его до двадцати восьми лет соблазнил бы кто-то другой, не я.

            Я так хотел с ним познакомиться! Я сам хотел создавать свою реальность, управлять ею, осуществлять свои мечты, так хотел, будто это был мой единственный шанс. И я не подумал, каково будет Микки, как он это воспримет. Я смирился бы, если бы его жизнь не изменилась, если бы он продолжал встречаться с Юлей, женился бы на ней, сделал бы карьеру, а вопросы ориентации решал бы как-то потом. Это я ничего не откладывал на «потом», я все вопросы решил в шестнадцать лет – самым жестоким способом, навсегда отказавшись от тех, кто отказался от меня. Но в шестнадцать лет манит дорога, большая жизнь, ты ждешь новых встреч и не боишься разочарований. А в двадцать восемь хочется замедлиться и осесть. Даже я это уже чувствую. Это не самое подходящее время для ломки шаблонов. Нужно было ломать раньше или ждать, пока этот период оседлости окончательно измотает тебя и ты поймешь, что осел не с тем человеком. Мой Микки, не в то время мы встретились!

           

            Мы перестали бывать в «Ралли», словно сговорились. Ребята так старались, чтобы я не попал в то место, где уже был ранен, словно в следующий раз меня должно было непременно убить. Стали зависать в «Амадее», Кира познакомился там с Жориком – качком какой-то сомнительной национальности, которую тот держал в тайне. И хотя они с Максом не были парой, Макс ревновал его. Очень часто он начинал свои придирки еще на работе, переносил их в «Амадей» и там распалялся уже до такой степени, что их перепалки превращались в увлекательное реалити-шоу.

            Я отказывался постоянно торчать там, но всегда находилась причина, по которой мне нужно обязательно быть с ними вечером. Скорее всего, меня просто боялись оставлять одного, как сумасшедшего, пытавшегося покончить с собой с помощью влюбленности в Супергероя.

            В тот вечер я подменял Толясика, оставшегося дома. Валера рассказывал захватывающе:

– К нему снова родственники из села приехали – опять женить его собираются. Так он обмочился…

– Обмочился?

– Ну, намочился. Типа заболел, вспотел…

– Вздрочнул! – рассказывали все хором.

– И в постельку слег.

– Ему лишь бы в постельку!

            Тем временем официант Сема пытался выяснить, что мы будем заказывать. Сема как раз из тех официантов, которые говорят «супчик», «салатик» и «рыбулька» – особенно симпатичным парням. Пока ребята отвлеклись, выбирая блюда, Валера взял меня под руку.

– Выйдем в другой зал. Разговор к тебе есть.

            Мы сели за барную стойку в соседнем зале. Народ пытался танцевать, но вечер только раскачивался, музыка звучала неуверенно, периодически замолкая до тишины. Тем нелепее смотрелись пары, двигающиеся без музыки в полумраке зала.

– Знаешь, если ты думаешь, что я несерьезный и никогда ничего не планировал между нами, – начал вдруг Валера.

– Ты о чем?

– И если думаешь, что я легко ко всему отношусь…

            Мне стало отчего-то жутко неловко. Словно ища спасения от предстоящего разговора, я оглянулся… и увидел Микки.

            Было похоже на галлюцинацию, но это был он – в черных джинсах и черной футболке, он поднялся из-за крайнего столика, за которым сидел с какими-то парнями, и направился к нам.

– Валера, – позвал я.

– Я хочу, чтобы у нас все было иначе, – продолжал тот. – Просто очень тяжело решиться изменить свою жи… 

– Привет, ребята! – сказал Микки. – А я позвонить хотел, что вернулся.

            Валера на секунду замер.

– Хотел и забыл? – спросил едко и сразу же продолжил в своем обычном тоне. – Симпатичная у тебя пижамка! Только мрачненькая. Что ты тут делаешь, Микки? Развлекаешься? Танцульки танцуешь с нашими мальчиками?

– Вань, поговорим? – Микки смотрел только на меня.

– Это намек, что я вам как бы мешаю? – Валера поднялся и вышел из зала.

            Я не мог понять, что происходит, как Микки тут оказался, если еще недавно лежал в депрессии и прощался со мной навсегда.

– Я вот тут осматриваюсь, общаюсь. Не хочу, чтобы ты мне что-то объяснял. Хочу сделать собственные выводы.

– Какие выводы? О чем? Об «Амадее»? О геях?

– Ну, – Микки замялся. – Я очень много думал. Я всегда должен все хорошо обдумать. Я думал о дискриминации. Это же не только геев касается. Многие подвергаются дискриминации и как-то с этим живут. Женщины, у которых нет детей. Кавказцы. Свидетели Иеговы. Девушки за рулем. Импотенты. Блондинки. Представь, только из-за цвета волос блондинки должны выслушивать анекдоты о том, что они тупые!

– Ну… есть разница. Если ты тусуешься с блондинкой, никто не скажет, что ты блондин. Но если ты пришел в «Амадей» и тусуешься с геями, все сразу понимают, что ты такой же. Ты за этим здесь? Почувствовать на собственной шкуре? Здесь ты ничего не почувствуешь, это лояльное заведение.

– Ну, вот видишь. Есть и лояльные заведения. А ты мне сказал, что весь мир враждебен.

– Я хотел уберечь тебя от проблем.

– Проблемы возникают не только из-за дискриминации, – сказал на это Микки. – Проблемы возникают из-за того, что мы недостаточно друг друга любим и поддерживаем.

– Мы?

– Мы. Потому что я с тобой. И все проблемы мы постепенно решим. Даже с родителями. Даже с твоими родителями. Я, наконец, понял, чего действительно хочу и всегда хотел – быть с любимым человеком. И это нужно объявить – для начала твоим друзьям, Валере, который так жестко помог мне определиться. Пойдем, я поблагодарю его.

            Я неуверенно пошел следом.

 

– Ребята, я не смог вас забыть и вернулся, – сказал Микки моей компании.

– Потому что мы незабываемые!

– Мы такие!

– Мы звезды!

– И мы тебя не забыли, Микки! А это Жорик, познакомься!

            Молчал только Валера.

– А что это вы за ручки держитесь? – заметил Кира. – Вы теперь с Ваней вместе будете? Ой, как здорово! Это классно. Ваня так ждал! Так верил в своего Супергероя! Жалко, Толясика нет, он бы всплакнул!

– А где Толясик?

– Ооо, сейчас мы тебе расскажем! У него в селе была невеста, а он сбежал…

            Я посмотрел на Валеру, он улыбнулся мне и покачал головой. И я крепче взял Микки за руку.

2015 г.